Валентин молча пожал плечами в ответ.
– Я боюсь этих Изменяющих Форму, – сказал Шанамир. – Метаморфов – без них планета, наверное, была бы счастливее. Шныряют вокруг, имитируют других, делают зло. Я бы хотел, чтобы они оставались на своей территории.
– Их много или не очень?
– Много. Но говорят, что их понемногу в каждом нашем городе. Замышляют неведомо какие неприятности для всех нас.
– Шанамир наклонился к Валентину, схватил его за руку и серьезно посмотрел ему в лицо. – Их можно встретить где угодно. Скажем, сидящих на гребне горы в жаркий полдень и глядящих на Пидруд.
– Значит, ты считаешь меня метаморфом в другом обличье?
Мальчик хихикнул.
– Докажи, что ты не метаморф!
Валентин поискал какой-нибудь способ продемонстрировать свою собственную сущность, не нашел, скорчил страшную гримасу, растянул щеки, словно они были резиновые, свернул рот в сторону и выкатил глаза.
– Вот мое настоящее лицо, – сказал он. – Ты разоблачил меня.
За воротами все казалось еще более старинным. Дома были выстроены в любопытном угловатом стиле, горбатые стены направлены наружу и выше крытых черепицей крыш, и сама черепица растрескавшаяся, расколотая, усеянная тяжелыми клочьями низкой травы с мясистыми корнями растущей в трещинах. Над городом висел тяжелый слой тумана, под ним было темно и холодно. Почти в каждом окне горел свет.
Главное шоссе все уже и уже становилось, пока наконец, Шанамир не повел своих животных по очень узкой, но все еще идеально прямой улице: множество улиц отходило от нее во все стороны.
Улицы были полны народа. Всякая толпа была чем-то неприятна Валентину: он не мог вспомнить, бывало ли когда-нибудь вокруг него так много людей, почти вплотную проходящих мимо его верхового животного, толкающихся, пробивающих дорогу локтями, носильщиков, торговцев, моряков, мелких разносчиков, людей с холмов, вроде Шанамира, привез их на рынок животных или продукты, туристов в нарядных плащах с яркими вышивками и вездесущих ребятишек под ногами. Фестиваль в Пидруде! С верхних этажей зданий через улицу тянулись ярко-алые флаги с гербом горящей звезды и ярко-зеленой надписью, приветствующей Лорда Валентина Короналя и его приезд в самую большую западную метрополию.
– Далеко ли еще до твоей гостиницы? – спросил Валентин.
– На полпути через город. Ты проголодался?
– Чуточку. Может, даже больше чем чуточку.
Шанамир подал сигнал своим животным и они послушно отправились в тупичок между двумя арками, где Шанамир их и оставил. Затем он указал на крошечный грязный ларек на другой стороне улицы. Над горящими углями висели нанизанные на вертел сосиски. Продавец был лимен, приземистый, с молотообразной головой, с рябой черно-серой кожей и тремя глазами, сверкающими, как угли. Мальчик объяснил жестами, и лимен подал им два вертела с сосисками и налил светло-янтарного пива. Валентин достал монету и положил ее на стойку. Это была толстая яркая, блестящая монета, но лимен посмотрел на нее, так, словно Валентин предложил ему скорпиона. Шанамир поспешно схватил монету, вернул ее Валентину и положил на стойку свою – четырехугольную, медную, с треугольной дыркой в середине. Затем они пошли со своим обедом в тупичок.
– Я сделал что-то не так? – спросил Валентин.
– За эту твою монету можно купить самого лимена со всеми его сосисками и месячным запасом пива! Где ты ее взял?
– Из своего кошелька.
– В нем есть еще такие?
– Наверное, сказал Валентин. Он осмотрел монету. На одной стороне ее было изображение старика, худого и морщинистого, а на другой – лицо молодое и сильное. Достоинство монеты – пятьдесят реалов. – Значит, она слишком ценная, чтобы давать ее где попало? Что можно на нее купить?
– Пять моих животных, – сказал Шанамир. – Жить целый год как принц. Съездить в Алханрол и обратно. Любое из этого. А может, и еще больше. Многим из нас надо работать за нее несколько месяцев. Ты совершенно не представляешь ценности вещей?
– Похоже, что так, – сказал Валентин, глядя вниз.
– Эти сосиски стоят десять весовых единиц. Сто весовых единиц – крона, десять крон – реал. А эта монета – пятьдесят реалов. Теперь понял? Я разменяю ее для тебя на рынке. А пока держи ее при себе. Это честный город, здесь более или менее безопасно, но с кошельком, набитым такими монетами, ты искушаешь судьбу. почему ты мне не сказал, что у тебя целое состояние? – Шанамир развел руками. – Потому что не знал, я полагаю. Странная какая-то простота у тебя, Валентин. Я чувствую себя перед тобой мужчиной, хотя я еще мальчик. Ты вообще что-нибудь знаешь? Знаешь, хоть сколько тебе лет? Допивай пиво и поедем дальше.
Валентин кивнул. Сто весовых единиц – крона, десять крон – реал. И он задумался, что ответить Шанамиру насчет его возраста. Двадцать восемь? Тридцать два. Он не имел представления. Что сказать? Тридцать два, решил он. Это хорошо звучит. Да, мне тридцать два года, и десять крон – реал, а блестящая монета, где изображены старик и юноша, ценится в пятьдесят реалов.
Дорога в гостиницу Шанамира шла напрямик через центр Пидруда, через кварталы, где даже в этот поздний час было полно возбужденного народа. Валентин спросил, не по поводу ли это визита Короналя, н Шанамир ответил, что нет, что город всегда такой, поскольку он главный порт на западном побережье Зимрола. Отсюда корабли уходят во все главные порты Маджипура, не только в обе стороны вдоль побережья, но и через Внутреннее Море в далекое путешествие к Алханролу, занимающее большую часть года, и есть даже небольшая торговля со слабо населенным южным континентом Суврейлом, сожженной солнцем берлогой Короля Снов. Когда Валентин думал о всем Маджипуре целиком, он чувствовал, как его придавливает тяжесть мира, его абсолютная масса, хотя он сознавал, что это глупость, потому что Маджипур – свет и воздушное пространство, гигантский пузырь на планете, огромный, но без видимой субстанции, и человек всегда чувствует себя на поверхности, всегда плавает. Откуда же это чувство давления на спину, откуда эти моменты необоснованного страха? Он быстро привел себя в более хорошее настроение. Скоро он ляжет спать, а утром будут новые чудеса.