Сойдя с подмостков, Слит сказал:
– Я увидел их, когда мы начали, и тут же забыл о них. Понимаешь, забыл, Валентин! – он засмеялся. – Они ничуть не похожи на те создания, что я видел во сне.
В эту ночь труппа спала в сыром переполненном трюме в брюхе корабля. Валентин был зажат между Шанамиром и Лизамон на тонкой подстилке на полу, и близкое соседство женщины-воина, казалось, гарантировало, что уснуть Валентину не удастся, потому что ее храп напоминал жесткое, настойчивое жужжание, а еще более отвлекало его от сна боязнь, что ее обширное тело может повернуться и раздавить его. Несколько раз она и в самом деле наваливалась на него, и ему нелегко было освободиться. Но скоро она успокоилась, и он уснул.
Во сне он был Короналем, Лордом Валентином с оливковой кожей и черной бородой. Он снова сидел в Горном Замке, владея печатями власти, а затем оказался в южном городе, влажном тропическом месте с гигантскими лианами и яркими красными цветами. Он знал, что это город Тил-омон в дальнем конце Зимрола, и он ждал там большого пира, даваемого в его честь. За столом был и другой высокий гость – Доминик Барджазед, второй сын Короля Снов. Доминик Барджазед наливал вино в честь Короналя, провозглашал тосты, выкрикивал здравницу и предсказывал достойное и славное правление, могущее встать в один ряд с правлением Лорда Стиамота, Лорда Престимиона и Лорда Конфалума. И Лорд Валентин пил, и снова пил, и смеялся, и сам предлагал тосты за хозяина – мэра Тил-омона, и за герцога провинции, и за Симонана Барджазеда, Короля Снов, и за Понтификса Тивераса и за Леди Острова, свою мать, и его стакан наполнялся снова и снова янтарным вином, и красным, и голубым южным. Наконец он уже не мог больше пить, пошел в спальню и мгновенно уснул. Подошли люди из окружения Доминика Барджазеда, завернули Короналя в шелковые простыни и унесли куда-то, и он не мог оказать сопротивления, ибо ему казалось, что его ноги и руки не повинуются ему, как если бы то был сон во сне. И Валентин увидел себя на столе в тайной комнате, и теперь волосы его были желтые, кожа белая, а у Доминика Барджазеда было лицо Короналя.
– Увезите его в какой-нибудь город на дальнем севере, – приказал мнимый Лорд Валентин, – и выпустите его там, пусть идет, куда хочет.
Сон должен был продолжаться, но Валентин почувствовал, что задыхается, проснулся и обнаружил, что Лизамон вытянула свою бычью руку поперек его лица. С некоторым усилием он освободился, но сон уже не вернулся к нему.
Утром он никому не рассказал о своем сне; он решил, что пора начать хранить ночную информацию про себя, потому что всем будет страшно прикасаться к делам государства. Он уже второй раз видел во сне, что его как Короналя вытеснил Доминик Барджазед, а Карабелла несколько недель видела, что неизвестные враги споили Валентина и украли его личность. Все эти сны могли быть и фантазией, но Валентин теперь был склонен сомневаться в этом. Слишком крепка была их консистенция, слишком часто повторялись внутренние структуры.
А если Барджазед носит теперь звездную корону? Что тогда?
Пидрудский Валентин пожал бы плечами, сказав: какое мне дело, кто верховный правитель? Но Валентин, плывший сейчас из Кинтора в Вирф, смотрел на вещи более рассудительно. В этом мире был баланс власти, поддерживаемый в течение многих тысячелетий, начиная с времен Лорда Стиамота, а то и раньше, с каких-нибудь забытых ныне правителей Маджипура в первые столетия после поселения. И в этой системе недоступный Понтификс правил посредством сильного и динамического Короналя, выбранного им, самим, лица, известного как Короля Снов, который исполнял приказы правительства и наказывал нарушителей закона, входя в мозг спящих, и Леди Острова, матери Короналя, распространяющей любовь и мудрость. Это была мощная система, иначе она не длилась бы тысячелетиями; при ней Маджипур был счастливой и процветающей планетой, подвластной, конечно, хрупкости плоти и капризам природы, но, в основном свободной от конфликтов и страданий. А что, если Барджазед королевской крови, столкнувший законного конституционного Короналя, вмешается в этот предписанный Божеством порядок? Какой вред будет нанесен общественному здоровью, общественному спокойствию?
А что скажут о павшем Коронале, который покорился судьбе и оставил узурпатора безнаказанным? Это отречение, а было ли когда-нибудь в истории Маджипура, чтобы Корональ отрекся? Не станет ли он, Валентин, таким образом, сообщником Доминика Барджазеда в нарушении порядка?
Его последние колебания исчезли.
Валентину-жонглеру казалось смешным и странным, когда к нему пришли первые намеки на то, что он истинный Лорд Валентин Корональ. Тогда это казалось абсурдом, фарсом. Теперь – нет. Текстура его снов придала им вес достоверности. Случалась чудовищная вещь. До него только теперь дошел полный смысл этого. И его задачей было исправить все без дальнейших колебаний.
Но как? Идти на Гору в костюме жонглера и требовать Горный Замок?
Он спокойно провел утро, не намекнув никому о своих мыслях. По большей части он стоял у поручней, глядя на далекий берег. Безмерность реки превосходила его понимание: в некоторых местах она была так широка, что земли не было видно, а в других, там, где Валентин видел берег, он оказывался островом, тоже огромным, а между островом и берегом реки были целые мили воды. Течение было быстрое, и большое речное судно легко неслось к востоку.
День был ясный, вода рябила и сверкала на солнце, но после полудня пошел легкий дождь. Затем он усилился, и жонглерам пришлось отменить второе представление, к великому неудовольствию Залзана Кавола. Все сгрудились под крышей.